Ханута подал знак Сильвену. Лиса предостерегающе покачала головой, но мужчины, разумеется, не придали этому значения. Вырвавшийся из пустых глазниц сноп пламени на мгновение окутал приблизившихся к забору незваных гостей. Огонь – излюбленное оружие любой ведьмы.

Ханута выругался, отшатнувшись, и одним выстрелом разнес ближайший к воротам череп. Сильвен палкой расколотил другой. Рубаха его загорелась, и Ханута, погасив пламя своей курткой, оттащил приятеля в лес.

Лиска мысленно выругалась.

– Хорошая работа, – прошипела она вслух. – Если до сих пор Джекоб оставался жив, теперь у яги есть все основания передумать. Я пойду одна, и не вздумайте ходить за мной.

Лиска расстегнула ремень с револьвером, вытащила из кармана нож и протянула все это остолбеневшему от ужаса Хануте. Все равно человеческое оружие бессильно против Бабы-яги. Единственным, что Лиска взяла с собой, был спасший ей жизнь волшебный рушник.

Черепа полыхнули огнем, осыпав незваную гостью градом искр, но к воротам подпустили. Створки распахнулись сами собой, стоило Лиске протянуть руку.

Хорошо это или плохо? Прекрати рассуждать, Лиска. Это сделает тебя слепой и глухой.

Приблизившись к стене, она еще раз оглядела деревянные лица. Джекоба по-прежнему не было видно, но Лиску это не утешило. Он мог стать дымом, поднимавшимся из трубы на крыше, или песком, что хрустел у Лиски под сапогами. Стоило сделать шаг – из-под земли прорастали цветы. Лиска старательно обходила их. Она переступала через улиток, несущих на спинах пестрые домики, через гусениц и сороконожек, так и шнырявших по тропинкам ведьминого садика.

– Кто несет смерть в избушку Бабы-яги, несет ее себе, – щебетали над головой птицы.

Человеческое ухо не расслышало бы их предупреждения, но Лисица все понимала. И она не хотела ослепнуть и оглохнуть, поэтому во что бы то ни стало должна была вернуть шкуру. Ради себя и Джекоба.

Венчики деревянных цветов закрылись, стоило ей постучаться. Трогать резную ручку Лиска не решилась.

Внезапно дверь открылась, и на пороге появилась девочка лет восьми-девяти по человеческим меркам и в платье из такой же пестрой ткани, что и рушник.

– Если вам нужна бабушка, то ее нет, – пропищала малышка. – О, как она разозлилась! Конечно, ведь он ее обманул.

Заливистый детский смех плохо вязался с мрачной обстановкой избушки. Внучка яги отставила руку, и между ее пальцами появилась тоненькая золотая нить, на вид не крепче паутины. Девочка поднесла ее к груди Лиски.

– Так я и знала. – Нить исчезла, стоило ребенку опустить руку. – Он твой.

Девочка взяла у Лиски рушник и втащила ее в избушку. За порогом стояла непроглядная темень, но маленькая хозяйка звонко хлопнула в ладоши.

– Эй, чего ждете? Несите свечи, гость недалече!

Не меньше дюжины огоньков задрожали под ветром, словно зажженные невидимыми руками.

– Эй, не спи-шевелись, молока наливай, каравай подавай, гостя привечай!

Невидимые слуги выдвинули из-под стола стул, и Лиска села.

«Где Джекоб? Что вы с ним сделали?» – хотелось спросить Лиске, но вместо этого она принялась уплетать сладкую булочку, запивая молоком. Все это время малышка не сводила с гостьи зеленых, как у кошки, глаз. Лишь только Лиска сделала последний глоток, девочка снова схватила ее ладонь.

Комната, куда они вошли, была еще темнее предыдущей. Во мраке бледным пятном проступало лицо Джекоба. Приглядевшись, Лиска увидела деревянные цепи, опутавшие его туловище, шею и ноги. На лбу и щеках зияли глубокие раны. Похоже, пленник потерял сознание.

– Он так и не открыл ей, где твое платье, – прошептала девочка. – Хотя она и напустила на него воронов. Оно просто исчезло прямо у бабушки из-под носа.

Как ни старалась Лиска, цепи не поддавались, но стоило девочке коснуться их, как они тут же разомкнулись и упали под ноги пленнику. Лиса подхватила его под руки. Джекоб пришел в себя, однако, похоже, ничего не помнил. Лиска сомневалась, что он узнал ее.

– Скорее, – торопила девочка. – Пока бабушка не вернулась.

Лиска потащила Джекоба к выходу. Она понимала, что сейчас спрашивать его о шкуре бесполезно.

– Почему ты нам помогаешь? – спросила она малышку, когда та открывала им дверь.

В ответ внучка яги показала ей золотую нить, натянутую между растопыренными пальчиками.

– Золотая пряжа и бабушку уважит. – И тут же серьезно добавила: – Но она очень хотела твое платье.

Джекоб ткнулся лбом в Лискино плечо.

– Дай ему время, – сказала девочка. – Его душа спряталась, чтобы ворон не разорвал ее в клочья.

С этими словами малышка наклонилась к росшему возле порога репейнику и протянула Лиске горсть колючих цветов вместе с платком, который достала из рукава.

– Бросишь за спину, когда закричат вороны, а если не отстанут, плюнешь в платок и тоже бросишь. А теперь идите. До ворот тебе придется тащить его без меня. Бабушка чует, когда я выхожу из дому.

Частокол с черепами казался совсем близко, но Лиска с трудом переставляла ноги, и он как будто отдалялся с каждым шагом. Из опасения, что душа Джекоба останется здесь, Лиска шептала на ухо его имя. Ханута и Сильвен ждали под деревьями. «Стойте где стоите», – одними глазами умоляла их Лиска. И Ханута понял. Он схватил Сильвена за рукав и потащил обратно, пока тот не бросился ей на помощь.

Еще пара шагов.

Лиска обернулась. Внучка яги стояла на пороге, задрав голову к вершинам деревьев. Похоже, прислушивалась, не возвращается ли бабушка.

Еще шаг. Всего лишь шаг, Джекоб.

Но он был далеко, быть может, все в той же мрачной избушке. Лиску охватила новая волна страха: что, если он так и не выберется оттуда, даже если им удастся удрать от яги?

Пальцы нащупали створку ворот. Лиска толкнула ее ногой, чувствуя, как бьется сердце Джекоба.

Девочка все еще стояла на пороге, однако лишь только Лиска закрыла створку, слилась с резной дверью, словно всегда была частью узора, – едва заметным человечком между фигурой ворона и старухи.

Ханута утер пот со лба, но с места не сдвинулся, пока Лиска не достигла деревьев. Сильвен взвалил Джекоба на плечи, и компания двинулась на северо-восток, где лес редел, постепенно сменяясь с лиственного на хвойный.

Воронов они услышали скоро. Стоило Лиске бросить горсть репейника, за спиной беглецов выросла изгородь высотой с самое высокое дерево. Проклятия яги разносились над топкими болотами, которые преодолевали путники, над ручьями, речушками и пышными лугами с кругами мокрой травы, обозначающими места русалочьих танцев.

Лиска вспомнила русалку в одном ярмарочном балагане в Лотарингии. Зазывала поливал бедняжку водой из ведра, но она увядала на глазах, как сорванный цветок. Отчим хотел потыкать ее палкой через прутья решетки, Лиска ударила его по руке и бросилась прочь – от этих несчастных русалок, лесовичков и отощавших болотных гномов.

Дальше. В незнакомую чащу, оглашаемую злобными криками ведьмы. Джекоб снова впал в беспамятство, а в Лиске проснулся страх, что его душа навсегда осталась в лесной избушке и они с Сильвеном несут лишь пустую оболочку.

Потом, как и предупреждала девочка, снова объявился ворон. Лиска бросила платок – и за спиной беглецов образовалось озеро. Птицу это не остановило, но яга позвала ее обратно. Она еще долго стояла на берегу, в платье с такой же замысловатой вышивкой, что и рушник, спасший жизнь Лиске, и глядела им вслед, пока не скрылась в лесу с вороном на плече. Возможно, старуха увидела в воде опечаленное лицо внучки и не захотела больше ее огорчать.

Но Лиса не остановилась. Лишь когда, миновав последний участок леса, они вышли на безбрежную равнину с лугами и полями, она позволила сделать первый привал. Ханута пыхтел и размахивал руками, как жук, опрокинутый на спину. Джекоб уснул. Он так и не пробудился, пока они пересекали луг за лугом с редкими деревьями, отдыхая под которыми Лиска мучилась одним-единственным вопросом: неужели в том лесу с мрачной хижиной навсегда осталось все то, к чему она привязалась в жизни?