Николай III был выше большинства своих офицеров, с вьющимися темными волосами и профилем, которому позавидовал бы и изображенный на гербе его страны двуглавый орел. Публика провожала его восторженными взглядами. «Он сделает Варягию великой!» «Он напомнит варяжскому дворянству, где его корни», «Он примирит сословия и даст свободу крестьянам».

За весь вечер Лиска не слышала ни одного худого слова в адрес царя. Хотя с другой стороны, это был его бал и его дворец.

Следом за Николаем III вышло не меньше дюжины офицеров его лейб-гвардии и Кмен. Хентцау с гоилами присоединились к ним уже возле двери.

– То есть союз дело решенное… – задумчиво проговорил Джекоб. – Твоему королю не понравится такой поворот.

– Еще бы, – отозвался Орландо. – Они ведь приготовили царю сюрприз. Поценней сувенирных мечей, которыми одаривали его до сих пор. Но это страшная тайна. Ты-то чего здесь ищешь? Жар-птицу, молодильные яблоки или череп с частокола Бабы-яги? А может, ты явился в Москву ради своей спутницы? – Орландо промолчал и продолжил, не дождавшись ответа: – Не думаю, что Темная Фея уж очень сюда торопится. – Он нагнулся к самому уху Лиски: – Может, хоть это задержит вас в Москве.

С этими словами Орландо Теннант оставил их и быстро смешался с толпой.

Узы

Там, где ступала ее нога, в остролистной траве распускались цветы. Ее ласкали струи дождя, листья шептали ее имя, но она ничего не чувствовала, кроме уз, ставших петлей после прибытия Кмена в Варягию.

Он совсем близко.

Зачем он здесь? Сколько можно себе лгать! Чего уж проще – приказать Хитире повернуть на Москву. Но стыд огнем жег ей глаза, заглушая даже гнев.

Поезжай дальше! Дождь насквозь промочил ей платье и волосы. Словно весь мир был готов превратиться в озеро, из какого она когда-то появилась на свет. Прочь, прочь от него… Почему же вместо этого она стоит посреди степи, под хмурым, чужим небом, и гадает, что думает о ней сейчас Кмен?.. Скучает ли? Или правда считает ее детоубийцей?

Он ведь так близко.

– Надо трогаться. – Доннерсмарк утирал с лица дождевые капли. – У меня такое чувство, что нас преследуют.

Преследуют. Тоже новость! Слезы Феи из стекла и нефрита, к чему такое расточительство? Стоит ли его Кмен, от которого она бежит?

Сестры никогда не понимали, что она хочет свободы. От них, от него, от себя самой. Поэтому сейчас она сядет в карету. Юноше, который следует за ней по пятам, она является в снах с тех самых пор, как он снова обрел способность думать. Он поможет ей освободиться. Он должен настигнуть ее и сделает это. Что же касается его сопровождения… Фее смутно виделись два прозрачных силуэта – едва заметные рядом с темной фигурой гоила. Она знала, кто их послал, хотя до сих пор ни ей, ни ее сестрам не доводилось встречаться с эльфами. Много лет тому назад Фея на ткнулась на серебряную ольху возле замка, где провела ночь с Кменом. Дело было зимой, и деревце стояло в снегу, однако под ним было душно, как в самую жаркую летнюю ночь. В ветвях ей слышались голоса. Ольха понравилась Фее, как и все, что внушало ужас ее сестрам.

И все-таки что привело Кмена на Восток?

Конечно же, он здесь не ради нее. А если даже и так, он ни за что в этом себе не признается.

Доннерсмарк не скрывал нетерпения, но она стояла. Словно хотела почувствовать гоила сердцем, которого у нее не было. Разве не было? Кмен дал ей его. Оно билось в ее груди, когда он был рядом.

Уже стемнело, когда Фея наконец села в карету. Хитира пустил лошадей вскачь, и невидимая нить, связующая ее с Кменом, натянулась как струна, вздыхала и пела.

И не ради серебра, золота и нефрита торопила Темная Фея своего мертвого кучера.

Она бежала.

Сама по себе

С бала вернулись незадолго до полуночи.

Барятинский уехал к лотарингскому послу играть в карты, а Джекоб никак не мог уснуть, лежа на музыкальной кровати, вывезенной, конечно же, из Суомы. Но даже дивной мелодии, которую наигрывали ее резные столбики, было не под силу разогнать его тревожные мысли. Фея на балу так и не появилась. Ни ее следов, ни Уилла до сих пор обнаружить не удалось. Данбар тоже не давал о себе знать, а царь обещал определиться с первым заданием в течение ближайших двух дней. Значит, снова ждать. Джекоб никогда не умел этого делать. Лучше ему было, как Лиске, танцевать до упаду. С ней…

Летом ночи в Варягии коротки. Когда уже занималось утро, Джекоб сдался и надел походную одежду. Она стала смотреться ненамного пристойнее, после того как прислуга Барятинского выстирала и залатала ее. Даже жилет, подаренный бывшей императрицей Аустрии. Джекоб тщательно выбирал себе портных. Лиска вечно подтрунивала над этой его слабостью. Сам он объяснял ее необходимостью постоянно переодеваться при переходе из одного мира в другой, но оба они понимали, что дело не только в этом.

Из жилетного кармана выпала прямоугольная карточка.

Разжечь ревность – самый верный способ лишить рассудка. Может, стоило все-таки последовать совету Красной Феи и закопать карточку?

Каждое слово подобно ядовитой стреле. И бесполезно напоминать себе, кто автор этой записки.

Дворец Барятинского дремал чутким предутренним сном, когда Джекоб выскользнул из своей комнаты. В коридорах слышались разве осторожные шаги прислуги. Пришло время ставить перед окнами миски с медом для кикимор да выгонять вениками малы?х, пригревшихся в доме за холодную ночь.

Под дверью Лиски также было тихо. Джекоб хотел с ней поговорить, но будить не решился. Ему пришла в голову одна идея, но он еще сам не понял, чего она стоит.

Джекоб никогда не обращался ни к гадалкам, ни к прорицателям. Он не хотел знать ничего о будущем. Но московские ясновидящие, по слухам, могли рассказать и о настоящем, причем о том, что происходит в любой точке мира. Может, стоит расспросить их об Уилле, пока царь придумывает Джекобу поручение?

В Москве работали прорицательницы из Монголии, Казахстана и Поднебесной, но большинство все же составляли цыганки. «Цыгане – они везде и нигде, – говорила о них Альма. – У них нет ни своей земли, ни своего времени. Оседлые народы их боятся и завидуют их свободе».

Именно поэтому так часто полыхали цыганские таборы.

Запах свежеиспеченных булочек привел Джекоба на господскую кухню. Кухарка – не менее дородная, чем ее барин, – испугалась было при виде заблудившегося гостя, однако, придя в себя, налила ему чая из самовара и поставила полную миску каши, приправленной корицей.

– За скотобойнями, – сказала она в ответ на его вопрос, кивком указав направление. – Только ерунда все это. Правду они говорят только своим.

Тем не менее даже царь обращался к цыганкам.

Джекоб пустился в путь еще засветло. На тротуаре возле ворот барятинского особняка вповалку лежали нищие. Дворники, убиравшие с мостовых лошадиный помет, да несколько пьяных офицеров – вот все, кто встретился ему на улицах. Гоила он заметил случайно, оглянувшись на стеклянную витрину одной из лавок.

Стоило Джекобу обернуться, как его преследователь исчез. Но уже на следующем повороте Джекоб снова увидел его краем глаза. Кожа из лунного камня, под цвет человеческой. Такие гоилы чаще всего служили шпионами.

Джекоб остановился возле мастерской скорняка. Выставленная в витрине лисья шкура вызвала у него приступ отвращения.